Светские беседы допотопных времен. Часть первая

Подношение императору Поднебесной потребовало устройства алтаря и собрания множества людей, так что празднество решено было провести на верхней палубе «Лунной Мелодии». Между мачтами был установлен золотой штандарт императора с драконом, а также трибуна для капитана, которому предстояло объявить о начале новой эры в правлении владыки Поднебесной.

Вся Огненная Джонка украсилась благожелательными символами, команда, состоящая не только из природных ханьцев, оделась в праздничные одеяния.

Это был волнительный момент для всей Поднебесной, для всех ее уголков и всех подданных, до которых, как и в случае с океанским лайнером, Шепот Облаков донес весть об избрании нового девиза династии, текст высочайшего манифеста и астрологически точно выверенное время начала новой эры. В один и тот же миг миллионы подданных должны были вместе со своим Высоким Отцом вступить в новое время.

И вот оно наступило.

Капитан простерся ниц перед штандартом, ханьцы опустились на колени, а иноземные путешественники почтительно склонили головы.

Над беспредельным морским простором, под лазурными небесами, изящным слогом, в котором знатоки сразу же опознали поэтический стиль самого императора, Сын Неба винился в своих грехах перед Высоким Небом, призывая удары судьбы на свою голову, но никак не на своих детей-ханьцев, смиренно выспрашивал советов и знамений, и, наконец, объявлял, что во имя воли Неба и во благо своих подданных, он объявляет курс Четырех Богатств: богатства мирного покоя в политике, богатства риса в житницах, богатства потомства в семьях и богатства книг в библиотеках.

Новая эра получала девиз «Четырех Богатств».

Ханьцы многократно возгласили «Ваньсуй!» - «Многая лета»

Капитан окончил чтение манифеста, еще раз пал ниц и почтительно предоставил морскому ветру снять с его ладоней текст. Свиток, выполненный механическими слушателями Шепота Облаков, улетел за корму: духам моря и ветра тоже надлежало знать о смене девиза. Выборные от команды взяли слово на торжественном митинге и выразили свое восхищение от мудрости императора, после чего призвали всех собравшихся твердо ступать намеченным курсом к достижению «Четырех Богатств».

От пассажиров-иноземцев слово взял самый старший из них, индус, в чине полного синдхупати, с золотой адмиральской макарой на тюрбане.

Старик, который помнил и жесточайшие битвы с китайскими броненосными джонками, и совместные экспедиции с ними же вокруг земного шара, от лица представителей Столпов Цивилизации, поздравил ханьский народ с наступлением новой эры. Морской раджпут говорил кратко, по-военному, но вполне искренне, и эта искренность стоила многого, так более всего он был прославлен дерзким десантированием в Чосоне. Но войны были в прошлом, а процветание Поднебесной являлось одним из важнейших условий благополучия цивилизованного человечества.

Неожиданно за сдержанным, четко выверенным выступлением синдхупати, последовало еще одно.

Молодой персиянин не смог сдержать волнения, вызванного высоким стилем манифеста.

Он звучным голосом произнес рубаи:

«Минует день, минует ночь,

Придет восход и вновь закат.

А свет светил извечен над землей

Как постоянна благосклонность государя»

- Я благодарю знаменитого Гобада за эту блестящую импровизацию - сказал капитан. - Персидское изящество крайне удачно оттенило стиль официального документа.

Но неожиданности на этом не закончились:

- С вашего позволения, я тоже приму участия в поздравления - как на правах четвертой державы Кольца Цивилизаций, так и на правах женщины. Я лично знаю о живейшем участии августейшей матушки императора и богоравной супруги Сына Неба в подготовке этого манифеста, в том, что высокородные женщины вложили в него всю материнскую заботу и женскую поддержку в поворот судьбы народа, и в том, что мужская строгость указа удачно дополняется женской заботой в отношении подданных.

Это произнесла высокая статная женщина в собольем манто и в малахитовых серьгах, которые придавали особый оттенок ее серым глазам. Она говорила негромко, с почтением, но так, что мужчины, привыкшие повелевать и командой перекрывать рев урагана, почтительно замолкали.

Капитан поддержал улыбкой нарушение запланированного течения церемонии:

- Я, от лица моего императора и своего народа, тронут тем, как близко к сердцу наши иноземные друзья приняли учреждение новой эпохи. Действительно, три стороны света поддержали празднество одной из них, и придали полную завершенность событию. Чаю, что по всей земле, осененной Столпами Цивилизации, радость моей державы разделяют наши искренние друзья.

- А во время вечерней трапезы, - добавил капитал «Лунной Мелодии» - я прошу почтить своим присутствием торжественный банкет в честь императора.

Настало время познакомить моего благосклонного читателя поближе с персонажами, кои уже отчасти представлены его вниманию, благо все они пока занимаются своим туалетом, приличествующим предстоящему событию. За суетой я накоротке познакомлю с некоторыми из них.

Принадлежность к высшему свету Столпов Цивилизации сделали столь разных людей неуловимо схожими друг с другом манерами и образом мысли. Читателя не должно удивлять, что они только что с легкостью говорили на классическом китайском наречии, хотя из самих ханьцев мандаринский диалект ученых и чиновников понимал едва ли каждый десятый. Любой из моих героев,   кроме своего родного, с легкостью переходил на другие языки народов Столпов Цивилизации. Для элиты не было затруднением, к примеру, думать на природном персидском, начинать фразу на санскрите, а заканчивать на руском, при этом пробегая взглядом свиток с ханьскими иероглифами. Таков был тот мир благоденствия и стремления к изящному образу жизни, что границы родной страны из Кольца Цивилизации не удовлетворяла взыскательный вкус и жажду нового.

Четыре великие державы лежали в четырех краях света: Китай - Хань на восходе, Бхаратварша - Индия на знойном юге, Персия - Ариана на закате, и Тартария - Русия на суровом севере. Они были четырьмя держателями стяга цивилизации, четырьмя ее опорами. Вокруг них простирались земли с народами, тоже искренне стремившимися к свету, но увы, не достигшими должных высот. Так что образованным и утонченным людям приходилось вращаться в кругу соотечественников и близких им по духу представителей из народов Столпов Цивилизации. Не приходится удивляться, что дети из высшего общества еще в детстве бойко говорили на четырех языках, тем более что многочисленная иноплеменные прислуга и друзья семейств давали к этому массу поводов: а учеба в гимназиях и университетах с обязательными углубленными курсами делали из элиты полиглотов.

Надеюсь, я развеял сомнения, которые закрались в душу читателя, и в дальнейшем буду избавлен от необходимости сопровождать каждую реплику ремаркой, на каком языке говорил тот или иной персонаж. Они сами не замечали таких мелочей, язык был для них не преградой, а крыльями в полете приятного общения.

Увы, я оставлю в покое доблестного Викрама Пратихара, полного синдхупати, сиречь «властителя моря», кавалера высших орденов Солнца от Бхаратварши и Полярной Звезды отТартарии, не считая множества других наград. Его слава пережила его самого, о чем он ничуть не сожалел.

Суровый воин по обычаю своей родины в старости оставил службу и сделался отшельником: он предавался поискам Освобождения столь же целеустремлённо, как водил флотилии в дальние походы. Несколько лет он пребывал в шафрановом одеянии в полном затворе, как узнал о кончине своего давнего противника, китайского адмирала, Дракона Вод Ли Чжен Хэ. Стремление выразить почтение своему бывшему врагу переместило старца за тысячи морских йоджан. Адмиралтейство Бхаратварши готово было предоставить ему для вояжа новейший крейсер «Равана», но старец твердо настоял на частном характере своего визита, чем и объясняется его присутствие на пассажирской «Лунной Мелодии» на обратном пути.

Теперь, после утомительных погребальных церемоний, до которых столь охочи ханьцы, старец наслаждался желанным покоем.

Давеча по окончанию речи на церемонии подношения императору он обменялся парой слов с капитаном «Лунной Мелодии». О надвигающемся шторме оба моряка знали: один - по приметам, другой - по показаниям многочисленных прогностических устройств.

Капитан «Лунной Мелодии» также не примет участия в моем повествовании. Он присутствовал на банкете ровно столько времени, сколько требовала его роль представителя товарищества «Жемчужная Нить» на официальном банкете и почтение к иноплеменному высшему обществу. Он периодически появлялся и исчезал перед гостями, то осматривая в перерыве движущие устройства Огненной Джонки, то беседуя с вахтовыми прогностами, то навещая торжественные обеды землячеств команды. Капитан был незаметен, пребывал везде и управлял всем - высшая похвала для человека, которому вручена судьба океанского лайнера с тысячей пассажиров и членов команды. Именно эти методичность и скрупулезность делали из ханьцев прекрасных моряков.

Офицеров Огненной Джонки на банкете представлял главный даос - судотворец. Он невозмутимо восседал за пиршественным столиком, показывая своим видом, что огненные духи исправно вращают валы передаточных механизмов, что научная магия, скрепляющая корпус судна, способна противостоять возмущению демонов океана и что практическое воплощение ханьской натурфилософии, как всегда, превосходит все остальные науки Столпов Цивилизации. Черный форменный халат и церемониальная шапочка глубокого сажевого цвета оттеняли бледное лицо человека, который десятилетия был погружен в разгадки тайн мироздания и постановке их на службу общества. «Лунная Мелодия» была его детищем, воплощением его мечты о прекрасном и соразмерном корабле, самом быстром и самом безопасном в южных морях. И дядюшке Ханю, как все его называли, это удалось - пятнадцать лет «Лунная Мелодия» числилась лучшим лайнером южных морей, пока персидская «Бирюзовая Красавица» не оспорила свою соперницу по многим показателям.

Дядюшка Хань считался патриархом всей команды и на этих правах воспринимал пассажиров как гостей своего плавучего дома, не смущаясь присутствием капитана. Впрочем, ни один капитан не дерзал оспорить власть даоса: судно и дядюшку Ханя связывала мистическая связь. Они не мыслились друг без друга, всегда и во всем были вместе, человек был творцом железного корабля, он вдохнул огненную душу в холодный металл...

А теперь дядюшка Хань снисходительно посмеивался, глядя на публику первого класса.

Даос нашел собеседника в уже знакомом нам молодом персиянине: мистик-практик заинтересовался поэтом - математиком.

Да, я представил Гобада как поэта, что, безусловно верно для человека, чьи рубаи разлетелись по всей Персии от харчевен до тронного зала Царя Царей. И все же в первую очередь, молодой мобед был численником, исследователем и перелагателем цифр, повелителем могучих джинов сложных формул и поклонником страстных пери высоких теорем.

Улучшенная им Машина Различения использовалась для расчета размерностей и сложения набора корпуса «Бирюзовой Красавицы». Поэтому, как только в списке пассажиров мелькнуло имя Гобада, дядюшка Хань бесцеремонно поймал молодого человека прямо на трапе и увлек в свою каюту. Ханец и персиянин шли к одной вершине запредельных знаний, но разными путями: китаец осторожно ступая по твердой тропе родной натурфилософии, персиянин - воспаряя на математических крыльях. Тем более удивительным было то, что две сестры - соперницы, «Лунная Мелодия» и «Бирюзовая Красавица», оказались чуть ли не двойняшками. Персидский лайнер заслуженно стал лучшим, но он продолжал линию, на который в первый раз вступила китайская Огненная Джонка.

Гобад не в одиночестве вступил на борт лайнера, его сопровождала компания друзей. Среди них он искал вдохновение, а также в кувшинах вина, истрепанных томах старых поэтов, в перезвоне струн тары и плясках красавиц, одетых отнюдь не целомудренно. Друзья Гобада разместились среди пассажиров низшего разряда, что совершенно их не волновало, но зато давала полную свободу развлекаться так, как им заблагорассудится.

Кроме профессиональных интересов, перса и ханьца сблизили схожие характеры в том, что оба они недолюбливали чинный порядок жизни высшего света и при возможности манкировали хорошими манерами.

Настало время поближе познакомиться с северной красавицей, что с женской интуицией придала завершенность церемонии на палубе.

Ее звали Родневой, по мужу - Влотковой,    из старинного рода Чудиновых. Чудины, как шутили ближние и дальние соседи, как забрались в горы, так с них и не сходили, считая ниже своего достоинства касаться презренных низменностей. От Урала они перешли на Алтай, с Алтая - в Тибет, а там как-то само собой на любой азиатской горе обосновались чудиновские копщики: где вручную кайлом пробивая опытные шурфы, где железными бивнями механических индриков перемалывая скалы в отвалы. Наследница дела своих предков вышла замуж по своей воле за сметливого рудокопа, дала ему возвыситься до управителя угольных шахт, но увы, рано потеряла его в обвале. Вдова до сих пор хранила верность своему суженному, посуровела ликом и приобрела такие черты характера, что русы именовали ее не иначе как Большухой или Матёрой. Иноземцы, не в силах разобраться в тонкостях русиновых прозвищ, называли попросту - Хозяйкой Гор. Ее царство охватывало половину материка, десятки тысяч рудокопов были ее верными подданными, а с императорами Роднева Огниславна разговаривала по-свойски, поклоны клала уставные, но в глаза глядела прямо и просто. При виде ее верилось в слухи, как Роднева в ватаге охотников собственноручно запарывала медведей рогатиной, но рассказы эти не имели никакого основания, так как Хозяйка Гор считала охоту зряшной забавой: а вот в дымящие штольни она шла бестрепетно и, случалось, разбирала завалы наравне с дюжими мужиками.

Северная руда шла на ханьские заводы, оттуда сталь поступала на южные верфи. Вот Роднева с заводчиком Ма, владельцем сталелитейного треста «Шэнсийский треножник», пустилась в дальний путь, намереваясь лично выяснить, что надобно бхаратам.

Заводчика Ма тоже стоит представить.

Он был давним партнером Родневы, им часто приходилось встречаться и вот такой дальний вояж не был для них внове. Люди, судящие о них по официальным известиям, считали русину и ханьца партнерами, стремящимися создать свою державу руды и железа, что отчасти было справедливо; а вот знакомые ближе, отмечали оттенки нежности и участия в отношениях чопорного заводчика и суровой большухи.

Ма не мог похвастаться известной или хотя бы достойной фамилией, он сиротой начинал разносчиком рыбы и только благодаря усердию мало-помалу выбился в купцы, а потом, привлекая честностью к себе сподвижников и капиталы покровителей, возвысился до крупнейшего железоделательного промышленника Поднебесной. Он приобрел имя, почет, огромный капитал, стал примером для молодых и амбициозных, но при этом в жизни был скорее несчастлив: жена, разделявшая с ним самые трудные первые годы, давно уже умерла. Эта потеря высушила чувства Ма, он стал замкнут, полюбил церемониальность и строгость Кун-цзы.

Видимо, именно потери близких стали той связующей нитью, что превратили двух партнеров в друзей. За внешними величием и усердием управляющих огромных товариществ они разглядели страдающие сердца, и догадка эта заставила относиться друг к другу иначе, как к другим.

Болтливые языки давно обсуждали перспективу помолвки детей Родневы и Ма, а злые - поговаривали о том, что в случае такого брака и объединения компаний к Столпам Цивилизации добавилась бы еще одна держава, промышленная.

Остальных персонажей я буду представлять по мере их появления на сцене.

Для ублажения пассажиров первого класса на корабле было предусмотрено все возможное и невозможное, так что перед поварами и стюардами стояла немыслимая задача: превзойти себя и подчеркнуть важность момента.

Торжественный банкет имел характер пира в честь Сына Неба и при незримом присутствии Сына Неба, он символизировал единение всех подданных и благосклонное отношение к иноземцам, а также был жертвоприношением во славу Неба. Надо ли говорить, что банкет удался на славу и долго служил потом предметом обсуждения и восхищения.

Павильон Умиротворенного Вкушения был украшен в золотой гамме, ровно в тех пропорциях, что допускались во время императорских празднеств для частных собраний. На драпировке золотые драконы развертывали свитки с благопожеланиями, единороги сулили процветание, карпы и утки желали изобилие. Среди пассажиров-ханьцев сыскался известный каллиграф, и творение его вдохновенной кисти, девиз «Четыре Богатства» на белоснежном шелке, украсил алтарь императора.

В дополнении к яркому свету общего освещения от разрядных устройств судна, трогательные разноцветные фонарики со свечами украсили каждый столик. Обширный зал блистал отражением огней в огромных зеркалах, серебряной посуде, лакированных полах и стеновых панелях. По залу пробегали разноцветные всполохи, когда лучи света озаряли золото украшений и самоцветы дорогих уборов.

Вереницы стюардов сновали между столиками, приглушенный звон серебряной посуды сменялся длинным звоном хрустальных бокалов, негромкие голоса беседующих вплетались в переливы струн китайской лютни.

Собрание пассажиров могло составить честь любому столичному приему: здесь присутствовал цвет высшего общества четырех Столпов Цивилизации. Если быть точным -то часть элиты временно угнездилась на океанском лайнере, как стая птиц вспорхнула на временное пристанище. Большую часть своей жизни они проводили в путешествиях по комфортным путям сообщений тогдашнего мира, в поисках развлечений и приложения своих сил.

Кроме выше представленных мною особ, здесь присутствовали финансисты, актеры, генералы, писатели, инженеры, ученые, наконец, просто прекрасные дамы, цвет четырех сторон света.

И, если я выделил всего лишь группу лиц из роскошного общества, то потому лишь, что они случайно составили группу, увлекшуюся одним разговором.

Продолжение >>>

Обновление рейтинга
При использовании материалов статьи активная ссылка на tart-aria.info с указанием автора Константин Ткаченко обязательна.
www.copyright.ru